В основе форм и ценностей демократии лежат ментальные предпосылки, сформировавшиеся в ходе столетий европейской истории и развития прежде всего христианского мироощущения. В основе демократии лежат идеи «свободы личности» и ответственности личности перед законом. Принятие этих идей требует наличия механизмов индивидуальной самоорганизации и управления действиями. В Европе и США эти психические механизмы развивались в ходе смешения народов и разрушения этнических родовых систем, что способствовало выделению самостоятельной личности как индивидуального субъекта. Человек западной культуры рождается как бы дважды: первый раз как ребенок, зависимый от тепла и любви семьи, а второй раз как личность, способная жить и действовать независимо. И первое, и второе рождение ? это трудный отрыв с формированием механизмов автономного обеспечения организации деятельности.
Восток сохранил свои жесткие родовые структуры без того разрушения, которое прошли уже почти «растаявшие» социальные структуры Европы. Деятельность организована в родовой системе так, что не требует второго рождения личности ? отрыва человека от семьи и базовой социальной системы его происхождения. Подобно тому, как ребенок при угрозе ищет защиты в теле своей матери, человек жесткой системы ищет защиты в семье и у авторитарной власти. Поэтому базовые ценности людей значительно отличаются от ценностей, выдвигаемых на щите демократии. Основные патриархальные ценности ? это защита дома и матери, детские привязанности, любовь к братьям и друзьям. Эти домашние ценности настолько выше ценностей свободы личности или подчинения официальным законам, что предпочтение демократических ценностей в ущерб общинным воспринимается как предательство и этическое преступление.
Прямое распространение и внедрение идей и образцов демократического стиля жизни в страны Азии порождает угрозу миру в XXI веке. Если слабое воздействие образцов демократии порождает частое непонимание и молчаливое неприятие, то при усилении процесса демократизации восточных режимов возрастает сопротивление со стороны глубинных ментальных структур и механизмов организации деятельности. Все это сопровождается ростом агрессивности как отдельных индивидов, так и общества в целом. Эта агрессивность создает сопротивление распространению демократии, а также проявляется как усиление противостояния восточных режимов Западу вплоть до военных конфликтов. Можно говорить об общей зоне напряжения, которая в Евразии проходит по линии от Средиземного моря через Палестину, Боснию, Кавказ, Таджикистан, Афганистан и Пакистан к Индии и Китаю. По этой линии периодически проходят вспышки военных конфликтов. Другая линия напряжения опоясывает Китай с востока, проявляя себя во Вьетнаме, Камбодже, напряжениях вокруг Кореи. Линии конфликтов обозначают зоны наиболее активного внедрения западной демократизации в страны с иной ментальностью. Особенно явно вступают в противостояние Китай и США как носители крайне противостоящих ценностей и способов организации социальной деятельности.
Россия, распределенная между Востоком и Западом, всегда переживает внутреннюю борьбу как противостояние групп западной и восточной ориентации. Частичное стремление к «демократии» сопровождается не менее явным противостоянием ей. Вряд ли российский путь состоит в одностороннем движении в ту или иную сторону. Выбор своего пути предполагает обзор со всех сторон.
Оценивая ментальное противостояние Запада и Востока, можно называть Западом не только США и Европу, но и западную часть Евразии, включая даже западную Азию, уже охваченную идеями индивидуальной свободы личности и религиями, с образом личностного Бога (иудаизм, христианство и частично ислам). От этих стран принципиально отличаются страны Восточной Азии, несущие традиции иных религий и ценностей жизни.
Например, не следует уравнивать российский и китайский коммунизм. При общности названий они имели разные основы ментальности, что создало им разное будущее. Русский коммунизм опирался на христианские ценности построения светлого будущего, на мотивы самореализации «великой личности» через разрушение и создание нового мира. Все это было достаточно чуждо китайцам, воплощавшим в коммунизме конфуцианские ценности стабильного социума как единой семьи с покорностью и социальной опекой старших. Российские мотивы затем проявили себя в разрушении коммунизма и построении еще одного варианта «светлого будущего». Китайцы же мало стремятся утверждать себя в истории через столь рискованные эксперименты.
Особые черты восточной психологии характерны и для народов России и других стран бывшего СССР. Распространение «советской власти» в мусульманских регионах СССР происходило принципиально иначе чем в христианских, где марксизм выступил лишь научной рационализацией христианских ценностей. Только большое стремление идеологов коммунизма выдать желаемое за реальность породило те исторические версии «народных революций» Востока, где организованные армии бедняков свергали власть «ненавистных баев». На же самом деле, трудоемкие биосферные условия, экономика семейно организованного труда и ценности ислама оберегали родовые структуры власти от военного и идеологического разрушения.
Наоборот, при необходимости перейти от разрушения к воссозданию органов власти и государства, прежние традиционные структуры приняли на себя и роль партии, и роль советов, и роль административного аппарата. Реальной опорой власти были не формально принятые законы, не официально вводимые должности и роли, а глубокие основы психологии людей, их искреннее уважение к традициям или родовая зависимость. Классово-европейские критерии христианского сознания практически не были пригодны для анализа глубоко психологической природы и структуры отношений в исламском обществе. Поэтому неоднократные удары по традиционной структуре родовой власти со стороны европейских идеологов и политиков приходились «мимо цели», меняли лишь внешнюю форму власти, не затрагивая ее глубинных биосферно-психологических оснований.
3. Биосферное рассогласование как причина социальных кризисов. Две формы агрессивности
Сохранение общинных традиций в “жестких” социальных системах обеспечивается особой гео-биосферной обстановкой. Сухие и жесткие степи Центральной Азии, жаркие и влажные леса Индии, морозы Сибири, суровый Памир и Тибет долгие века не привлекали массы мигрантов, не манили к себе легкой жизнью. Выживание народов здесь требовало терпения и сохранения традиций. Так, например, новые земли, осваиваемые в Китае под рисоводство, начинали давать урожаи лишь через несколько десятков лет, т.е. для следующих поколений. Природа Азии не способствовала формированию индивидуализма и авантюризма. При изменении биосферной ситуации возникает ее рассогласование с социальными и психологическими структурами, сложившимися как форма приспособления людей к прежней биосферной ситуации. Разрушение биосферных условий хозяйственной активностью людей приводит к нарушению привычных связей с природой, неуспеху традиционной деятельности социума, ухудшению условий жизни и изменению структуры общества. Часть людей остается за пределами успешной деятельности и погибает, а остальные выживают за счет изменения привычных форм жизни и склада личности.
Так общественная система приспосабливается к новым условиям биосферы. В этом приспособлении возникают революции, войны, происходит глубокое изменение психики людей.
Любое сообщество стремится закрепиться как целостная структура, защищаемая агрессией, направленной против других общественных систем. Внешняя форма агрессивности проявляется в столкновении этносов в войнах и конфликтах, в стремлении сохранить свою общественную и психическую организацию. Нарушение биосферных условий деятельности приводит к повышению «пассионарности» людей, вызывает миграции, захваты, войны.
Разрушение условий биосферы и адаптация к новым видам деятельности требует от людей глубокой перестройки психологии. Главными компонентами этой перестройки становятся развитие агрессивности, с постепенным переходом внешней формы агрессии в самоагрессию, формирование способности индивида к рефлексии, планированию и целеполаганию, способности действовать на основе собственного понимания деятельности, а не мнения семьи, старших, группы. Развитие же народов в сохранных биосферных регионах, с малой плотностью населения является причиной сохранения низкого уровня социальной активности людей и ранних форм ее организации, подчиненности людей внешнему управлению, инертности масс в вопросах общественной политики, сохранению агрессивности в формах внешней агрессии.
Можно говорить о психологическом детстве народов, живущих под управлением традиций и ждущих решения своих проблем от духов или богов.
Перестройка общественной структуры всегда сопровождается возрастанием агрессивности как всего общества, так и каждого его члена. Это обязательная и естественная реакция всякой системы на изменение или слом ее организации. Возникшие новые социальные формы обычно агрессивнее, активнее и подвижнее прежних, живших в более благоприятных условиях биосферы. Поэтому внедрение и экспансия чаще направлены от общественных групп, переживающих или уже переживших биосферный кризис, в более благополучные регионы. Распространение более агрессивного общества происходит не только путем войны, но и путем экономической или культурной экспансии. Такая экспансия идет в форме распространения бизнеса, религий и философии (в частности, христианства, ислама или марксизма), стилей культуры и искусства, в других формах распространения общественной структуры на новые территории.
Анализ евразийской истории показывает, что все страны усиливали свою агрессивность перед демократическими реформами. Так было в Англии XVII в., во Франции XVIII в., в Германии, в России и в Японии в XIX ? XX в.в. Это можно объяснить двумя моментами. Во-первых, тем, что война, противопоставляя общество другим странам, сплачивает его, укрепляя векторы функциональной обособленности. Социальная система дестабилизируется, теряя свою функцию в биосфере, но в противостоянии другим системам она стремится сохранить целостность, направляя свой народ против других народов. Это механизм защиты целостности путем усиления границы противостояния и иммунитета к внешним влияниям. Второй причиной роста агрессивности является изначальная роль агрессии как способа расширения территорий и захвата новых ресурсов при ухудшении условий жизни, при исчерпании биосферных условий для привычных форм деятельности. Истощение условий для развертывания деятельности общества обычно переживается как потеря смысла жизни для целых слоев населения.
Перестройка общества — это болезненная процедура, предполагающая перестройку психофизиологической составляющей личности. Поэтому далеко не во всех случаях неудовлетворенность ситуацией ведет общество к социальным реформам. Первичной формой выражения неудовлетворенности оказывается внешняя агрессия, обычно в виде войны с соседями. Она обеспечивает расширение поля для реализации прежних схем деятельности, захват ресурсов и пространства. Вот почему революцию социальных систем всегда предваряет возрастание их внешней агрессивности.
Важнейший момент развития общества — изменение вектора агрессивности. Вначале при нарушении привычных условий жизни развивается прямая или «внешняя» агрессивность. Эта агрессивность проявляется в конфликтах групп людей и ожесточении человека, направляется на захват новых жизненных зон внутри данной биосферной области или на войну за новые области и ресурсы. Таким образом компенсируется разрушение жизненно важных природных условий. После успешного захвата более богатых условий жизни агрессивность может снизиться, и тогда качественного развития социальной системы не происходит.
Примером такого развития процесса являются войны Чингизхана. Началу чингизхановской агрессии предшествовало постепенное уничтожение пастбищ монгольским скотом. Окруженные в своих степях нагорьями и пустынями, монголы первоначально приспосабливались только к своему традиционному региону и вели борьбу за жизнь в этом ограниченном участке биосферы. Дефицит пастбищ порождал войны между родами и группами, постепенно все более поднимая агрессивность этих людей. В ходе войн возрастала степень военной организованности групп, но привычный образ жизни все дальше вел к ухудшению условий природы и грозил гибелью. В конце концов, степень «нагревания» привела к кипению общества. Прежние мирные формы жизни и традиции были разрушены. Чингизхан организует выплеск агрессии за пределы сообщества, на внешние территории, что сразу же канализует высокую активность монголов и ведет к их объединению.
Движение монгольского войска проходило по территории народов, живших в гораздо более стабильных условиях природы. Эти народы не были доведены биосферой ни до столь высокой степени агрессивности, ни до столь высокой организованности. Поэтому монгольское войско растекалось по этим богатым регионам как по маслу, не встречая достаточного сопротивления.
Растекаясь почти свободно, монгольское общество получало достаточные условия для выживания и господства на захваченных территориях. Это привело к снижению степени активности и агрессивности этих групп. Затем постепенное снижение агрессивности, разложение жесткой структуры монголов на богатых биосферных территориях привели к распаду этого сообщества, к его ассимиляции с другими народами. В результате, мы можем явно отметить здесь лишь первую степень агрессивности социальной системы и не обнаруживаем заметного скачка в самоорганизации общества монголов.
В упрощенной схеме можно видеть, что все войны происходили вследствие нарушения баланса между развернувшимся сообществом и его пошатнувшимися биосферными условиями. Обеднение биосферных ресурсов происходило в северном и южном Средиземноморье, что вело к возрастанию агрессивности этих народов, к известным войнам и развитию социальных систем. Развертывание активности ахейцев в Греции, народов Древнего Рима или войны арабов начинались с разрушения ими своих участков биосферы, что требовало захвата новых регионов.
